"...и познаете истину, и истина сделает вас свободными." Ин. 8:32

Хочется сразу оговориться, что это не личный манифест и не протест против православия. Думаю, острота статьи кого-то обязательно "заденет за живое", но это ни в коей мере не является целью данной статьи. Это частный взгляд на проблемы, присущие современной церкви. Название статьи носит условный характер, поскольку я считаю себя православным. Признает ли меня православие – это другой вопрос. Вообще, понимание моей позиции по отношению к православию зависит от понимания, что такое вообще православие. Если православие это духовная общность христиан, то я, несомненно, православный человек, поскольку эту духовную общность ощущаю, как и верю в Единство Церкви Христовой. Когда я уверовал в Иисуса Христа лет двадцать назад, через чтение Евангелия, я не мыслил себя никем иным, как православным верующим. Тогда я даже принял крещение, будучи в возрасте 20 лет, читал ежедневно «Закон Божий» и жития святых. Все воспринимал за чистую монету и не задавал себе вопросов, почему верить следует именно так, а не иначе. С тех пор мои взгляды существенно эволюционировали и возмужали, но я и сейчас считаю себя православным человеком. Мне глубоко импонирует историческое и культурное наследие православия, его духовный опыт. Мое сердце замирает, когда я слышу духовное, православное песнопение. Мне нравится камерность и благолепие убранства православных храмов. Мне глубоко интересна православная икона как особая, религиозная живопись. Созерцание многих образов вызывает в моей душе отклик и мысли о духовности, которая пребывает в человеке как образе Божьем. 
В общем, с эстетической, культурологической и духовной точки зрения мне близко православие, но есть и иная его ипостась, конфессиональная. Это христианство, застывшее в нынешнем его состоянии, подобно фотографии, которая отображает реальность на данный момент. Читая Новый Завет, я ясно вижу, что представляло собой христианская Церковь апостольского времени и невольно сравниваю два снимка, христианства того, и сегодняшнего, и не могу согласиться, что это одно и то же христианство. И тут речь даже не о Русской Православной церкви, а в той же мере справедливо по отношению к любой конфессии, будь то Католицизм или протестантские церкви. Думаю, каждый, кто вдумчиво читает Евангелия, пасторские послания и особенно, Деяния Апостолов, должен, как и я, увидеть эту разницу картинок. Дано: христианство современное и протохристианство, образца эдак до четвертого столетия. Разница очевидная. Вопрос: какая модель ближе к истине, а значит Богу? Приверженец православной конфессии скорей всего скажет, что противоречия и диссонанса никакого на самом деле нет, и станет аппелировать к тому, что, дескать, Церковь и христианство это живой организм, который развивается, и изменяется со временем, таким образом, протохристианство из зачаточного состояния, превратилось в духовную глыбу, которая зовется православием. Не могу согласиться с таким объяснением, и считаю, что именно протохристианство, исконное, апостольское, и есть истинная и полноценная модель, по которой должна сверяться современная церковь. Считаю так по нескольким причинам:
1. Церковь Христова, в Писании названа домом духовным (1 Пет. 2:5), и как любой дом строится в строгом соответствии с проектом, Церковь должна строиться в соответствии с учением Нового Завета. Любой строитель поймет о чем речь, поскольку малейшее отклонение от утвержденного проекта, может привести к непредсказуемым последствиям, и даже, к жертвам.
2. Не секрет, что этим «проектом» для православия является не только Священное Писание, но и придание. Однако, Само Писание устами Апостола Павла говорит о том основании, на котором должна строиться Церковь:

Итак вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу, быв утверждены на основании Апостолов и пророков, имея Самого Иисуса Христа краеугольным камнем, на котором все здание, слагаясь стройно, возрастает в святый храм в Господе, на котором и вы устрояетесь в жилище Божие Духом. Еф. 2:19-22.

И это основание есть Апостолы и пророки. Этим самым, Писание как бы само определяет истинный критерий для строительства Церкви Христовой, и этот критерий не включает в себя Предание.
На мой взгляд, разница в образе христианства новозаветного и современного и обусловлена именно тем, что «строители» пользовались разными проектами. В основании современного христианства лежит не только «Апостолы и пророки», но и предание. Именно в этом и лежит коренное отличие в понимании христианства мной лично, и иными конфессиями, к которым в первую очередь, относится Русская Православная церковь. Я верю, что новозаветное христианство было полноценно, в отличие от современного. Именно Апостольская Церковь должна служить мерилом истинности. Это подобно тому, как в банках учат служащих отличать фальшивые купюры от настоящих. Им в качестве предмета для подробного изучения дают именно настоящие купюры, а не поддельные, и человек, скрупулезно изучив настоящие банкноты, с легкостью распознает фальшивку, когда она попадет к нему в руки. Так и с христианством - что бы отличить истинный путь развития Церкви от ложного, нам следует скрупулезно изучать тот образ Церкви Христовой, который изложен в Новом Завете. 
Могу привести примеры того, как происходит подмена в сознании христиан того, что истинно, на то, что принято считать истиной.
Церковь, в понимании первых христиан, не была привязана к какому-либо зданию, храму, как сегодня. Выражение «ходить в церковь», принципиально отсутствует в текстах Нового завета, и похоже, для первых христиан являлось Non sense. Это потому, что в отличие от нас, они понимали Церковь не как здание, а как духовною, общность христиан – соборность. Христиане не ходили в Церковь, а собирались в Церковь. Не собирались в церкви, а именно в Церковь! Когда они собирались в вместе, это и была Церковь – видимое воплощение их духовного родства во Христе. Только такое понимание Церкви истинно, поскольку соответствует учению Священного Писания и духу христианства:

«где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них.» Мтф. 18:20
Но теперь все не так, сегодня христиане «ходят в церковь», выработалась историческая привычка, основанная на ложном представлении о Церкви. Вот что происходит когда Церковь строится не по «утвержденному плану» Слова Божьего, а в соответствии с иными критериями. В результате этого заблуждения появился культ храма, который заботливо охраняется и культивируется его служителями – храмовыми священниками. Мне думается, если бы христианство было бы не храмовым, то оно только выиграло от этого, обрело больше свободы, стало бы более доступным для людей, стремящихся к познанию Бога. Православные храмы прекрасны как памятники религиозной архитектуры, но это не имеет отношения к христианской истине и Церкви. А вот что говорит христианская истина о Храме: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» 1 Кор. 3:16 
Вот в чем заключается тайна домостроительства Божьего, Церкви – Храмом христианским является не здание из кирпича, дерева, бетона, а люди из крови и плоти, потому, что Дух Божий живет не в храмах рукотворных , а в нас – верующих в Спасителя. Не храмы рукотворные должны строить христиане, а храм духовный, храм своего тела, содержа его в святости для обитания Духа Святого.

«Бог, сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в рукотворенных храмах живет и не требует служения рук человеческих, как бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание и все.» Деян. 17:24-25
Сооружать храм иной и утверждать, что в нем особым образом живет Святой Дух, означает грешить против истины, христианства, Бога и по сути, совершать идолопоклонство. Этот упрек истины относится не только к православным, но и ко всем остальным конфессиям, культивирующим особое значение храмов, церквей, домов Божьих, домов молитвы и т.д. Хотя Учитель посещал храм Иерусалимский, отдавая дань традиции предков, Он учил, что Его Отцу более угодна и приятна тайная молитва, при закрытых дверях, нежели публичная, в храме:

«Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.» Мтф. 6:6
Еще раз подчеркну, что мне приятен православный храм с эстетической точки зрения внешне и внутренним убранством, но мое эстетическое восприятие не имеет отношения к истине. Я не православный, поскольку не могу, как христианин, принять, искусственно навязываемый, ложный культ храма, искажающий суть христианского «богослужения», как поклонения в духе и истине. Извращение Новозаветной истине о храме и Церкви достигло такого уровня, что о человеке судят христианин он или нет, по тому, ходит ли он в «церковь» или нет. Простите меня православные, но моя совесть во Христе не позволяет с этим согласиться!
Есть еще одно препятствие, которое не позволяет мне с комфортом считать себя православным, и это отсутствие в Русской Православной церкви духовной свободы и свободы совести. И это даже не моя личная точка зрения, с этим наверно, согласятся многие. Эту проблематику поднимал еще Николай Бердяев более семидесяти лет лет назад, в своей статье «Существует ли в Православии свобода мысли и совести?» Поясню суть проблемы.
Под свободой в данном контексте следует понимать приемлемость многообразия личностей в церковной среде, христиан со своими личными взглядами на понимания духовных истин, таким образом, как они преломляются в индивидуальном сознании. Православие с этой точки зрения, представляет консервативного толка религиозную организацию, приемлющая верующих исключительно по признаку их ортодоксальности. Ортодоксальность церковь видит в воцерковлении – приведении мировоззрения и поведения личности в соответствии с церковной традицией и канонами. Механика этого процесса проста – «перенимай принятые в церковном укладе модели поведения, смотри как делают другие, и сам делай так же.» Таким образом Христианская свобода в духовном единстве многообразия, превращается в плотскую множественность однообразия, нелепое, безликое тождество, называемое ортодоксальностью. Примеры этому можно приводить бесконечно. Однажды в общении с православной христианкой мне было сказано буквально следующее: «Если ты христианин, то обязан занимать активную, протестную позицию по поводу отдачи Южных Курил Японии». Тут как говорится, комментарии излишни. Н. Бердяев в вышеупомянутом труде так говорил о позиции церкви, принуждающей христиан мыслить «национально» репрессивными методами: «Когда говорят, что православный должен быть "национально мыслящим" и не должен быть "интеллигентом", то всегда хотят охранить то старое язычество, которое вошло в православие, с которым оно срослось и от которого не хочет очиститься. Люди такой формации могут быть очень "православными", но они очень мало христиане. Они даже считают Евангелие баптистской книгой. Они не любят христианства и считают его опасным для своих инстинктов и эмоций. Бытовое православие и есть язычество внутри христианства.»
Я много раз пытался насильственно преодолеть свое понимание христианской свободы в духе, и проникнуться пафосом православной церковной жизни, но все попытки были тщетны. Как личность свободная во Христе, наверно, я слишком глубоко осознал ценность этой свободы, что бы поступиться с ней ради ортодоксального однообразия, с тем, что бы быть принятым православной церковью. На память приходит литургия, увиденная мной в одном из храмов. На богослужение привели строем кадетов военного училища. Они стояли в очереди к батюшке для принятия даров Христовых, как это обычно бывает. Очередь была большая, и все происходило по хорошо отлаженному алгоритму – кадет подходил к батюшке в порядке очереди, называл свое имя, затем произносил сакральную фразу «прими тело Христово», вкладывал просфору причащающемуся в рот, затем подросток осенял себя крестным знамением и целовал батюшке руку, потом отходил в строну, уступая следующему место. Эта однообразная, повторяющаяся церемония «работала как часы» до тех пор, пока один из мальчиков перекрестившись, не забыл поцеловать руку священнику. Он уже было сделал шаг вперед, что бы уступить следующему свое место в очереди, как священник одним ловким движением, ухватил мальчишку за ворот кителя, и вернул его принудительно на исходное положения для целования своей руки. Вот так, одним движением тела, мальчугану была показана разница между христианской свободой в многообразии личностей, и церковным духом множественного однообразия, не терпящего уклонения личности от ортодоксальности. Позволю себе еще раз привести цитату из другого труда православного философа Н. Бердяева «Философия свободы», которая очень точно комментирует обсуждаемую проблематику церковной свободы, верней, ее отсутствие: «…с другой стороны подстерегает опасность той рационализации Церкви в христианском быту и христианском богословии, которая делает христианство смертельно скучным, пресным и уродливым. И ждем мистического церковного возрождения, которое одинаково победит пресность и рационализма quasi-церковного, и рационализма quasi-мистического, и рационализма открытого, и с ними дьявольскую магию скуки и уродливости жизни. Скука - дьявольская магия. Этот род магии страшнее всякого другого, и горе тому, кто стал медиумом, пассивным проводником магических сил дьявольской скуки. Дурная множественность, плохая бесконечность всегда кончается дьявольской скукой. Дьявольской скукой кончается всякая ложь, всякий ложный путь. Только истина, как путь и жизнь, побеждает магию скуки. В быту же христианском, в самой церковной действительности слишком много этой скуки, слишком охвачено все магией дьявольской. Только свобода не скучна - в ней магия божественная. Скуки нет там, где есть любовь.» 
Поступил ли тот священник по любви, или поступил правильно? Ответ очевиден – любви не было в его действиях, было лишь желание, во что бы то ни стало, восстановить единообразие церковного обряда. Этот пример я привел не для того, что бы упрекнуть или осудить, а лишь как связующее звено между обсуждаемой темой о свободе личности и церковной действительностью.
Я не православный, поскольку как христианин, я не могу положить внутреннюю, духовную свободу во Христе, которая заключается в ценности индивидуальных особенностей личности, на алтарь церковного, множественного единообразия, ритуального, не свободного, храмового поклонения. 
Когда-нибудь, возможно, православная церковь осознает, что Церковь это соборность свободных духовно личностей, и первичное в этой соборности именно личность, а не мнимое единство, достигаемое внешним единообразием канонического, традиционного уклада церковной жизни. Это осознание вернет Церковь к истине Христовой:

«суббота для человека, а не человек для субботы» Мр. 2:23.

Осмелюсь утверждать, что эта истина справедлива и по отношению Церкви – Церковь для человека, а не человек для Церкви. Ибо Церковь временна, она создана Господом для верующих в Него, не что бы властвовать, а растить духовно, и только до времени второго Его пришествия. Церковь забыла, что она не является Хозяйкой благодати и истины, а лишь Хранительницей, и то, в меру, которая ей дана через послушание Господу. Сегодня церковь совершенно необоснованно претендует на роль видимого присутствия Бога на земле, и как следствие, на обладание полнотой истины, Святого Духа и примата над личностью. Тем она и отличается от Новозаветной Церкви первых христиан, что та Церковь, оставленная историей человеческой цивилизацией, в первых веках н.э., была ничем иным, как духовным единством свободных личностей, в которых живет Святой Дух, которые наследуют сыновство Божие и жизнь вечную. Именно наличие Духа Святого, который неизбежно рождает свободу, отличает современную церковь, с Церковью Новозаветной, апостольской, исконной.

«Ибо где Дух Господень, там свобода» 2 Кор 3:17.
Церковь Царство Божие не наследует, его наследуют люди, верующие в Иисуса Христа. Именно люди – главное в Церкви, а не наоборот. Претензии церкви сегодняшней чересчур амбициозны, неправомерны, имеющие в своей основе не полномочия, данные Богом, а горделивое превозношение себя над человеком, свободной, богоспасаемой личностью, а значит, над Самим его Творцом.  
Ради справедливости и истины следует отметить, что в данном контексте, речь идет не столько о самой церкви, как духовном организме, сколько о идее церкви, господствующей в умах церковной элиты – священства, которое занимает в ней доминирующее, привилегированное положение по отношению к пастве.
По моему глубокому убеждению, именно в феномене духовной власти церковной элиты кроется природа подавления многообразия и личности в церковной среде. «Пастыри» видят свою задачу не в духовной зрелости паствы, как новозаветные служители, а в воцерковлении прихожан, где под воцерковлением понимается приведение мировоззрения и поведения человека в единообразие уклада церковной жизни, ее традиции. Однажды я спросил священника: Как повлияет на общение человека с Богом в молитве факт, что верующий, вопреки предписанию молитвослова, перекрестится перед молитвой не три раза, а один, или вовсе не перекрестится? На что получил простой, но показательный в данном контексте ответ: «Наверно никак, но положено три раза креститься, значит надо три раза». Это пример того, как ортодоксальная формальность-традиция, в устах священника, становится важней самой цели молитвы – духовного общения с Богом. Неужели машинальные, внешние манипуляции руками могут повлиять как-то на таинство общения человека и Бога в одном духе?! Ответ, я думаю, должен быть очевиден каждому, кто хоть раз испытал радость и свободу в молитвенном общении с Отцом. Надеюсь, что далеко не все священники православной церкви ответили бы на мой вопрос так же, как этот, но к сожалению, это скорей, дурное правило, чем досадное исключение. Именно там, где традиция становится важней духовности, вместо живой Церкви рождается религиозный культ. Я говорю это с сожалением – православная церковь, в ее нынешнем состоянии, является культом храма, культом церкви, культом священства и традиции, которые по факту стали главней духовности, свободы личности, а значит, Самого Христа – Главы Церкви, Который наделил ее этими бесценными дарами. Именно Бог через личные отношения с христианином, должен определять степень свободы личности в Церкви, а не люди, узурпировавшие в ней духовную власть через закостенелые, мертвые каноны, правила, уставы, предписания, запреты, подавляющие эту самую свободу, выражаемую в духовном единстве индивидуального многообразия личностей. Как написано:

«Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства.» Гал. 5:1, и еще: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков.» 1 Кор. 7:21
Подавляя творческую, духовную свободу личности, православная церковь вытесняет из своей среды личность, осознавшую свою истинную, духовную свободу во Христе, а вместе с ней и вытесняет себя саму из Церкви Христовой, постепенно превращаясь в квазихристианский, религиозный культ. Я верю в то, что верующий человек приобщается Церкви Христовой не через участие в церковной жизни или ее таинствах, а через духовную связь в общении с Христом – Главой Церкви. Если церковь приемлет в своих рядах человека верующего в Господа только по принципу его ортодоксальности, то стоит ли членство в такой церкви той свободы и истины, который обретает христианин в Святом Духе? Для меня ответ очевиден. Так же и очевидно, что многие осудят мои взгляды, но отвечу этим людям словами Мартина Лютера: На том стою, и не могу иначе! 
В отличие от него, я не мню себя реформатором Церкви, как и не питаю иллюзий, что реформы в сегодняшнем православии возможны. Это вряд ли произойдет, по крайней мере, до тех пор, пока во главе ее стоит священство, облеченное духовной властью, которое не станет ни при каких условиях ей жертвовать ради каких-то духовных преобразований. К моему глубокому сожалению, вынужден признать, что положение дел в современной, ортодоксальной церкви таково, что новозаветное, живое, простое и свободное, мощное духовно христианство практически полностью утрачено. Оно стало церемониальным, клерикальным, традиционным, конфессиональным, коммерциализированным, слабым духовно, плотским. За почти две тысячи лет своего «развития», церковь и близко не достигла того уровня духовности, на котором жила апостольская церковь первых веков н. э. Она выросла количественно, но деградировала духовно. Туя я намеренно ставлю многоточие, и оставляю вопрос о возрождении исконного христианства открытым, для того, что бы каждый, как христианин, мог озадачиться этой проблемой, и решить ее в себе самом, как "живом камне" и "храме", составляющем единую и непобедимую, Вселенскую Церковь Христову.